[Самая большая подводная лодка в мире] - Андре-Марсель Адамек

— Командир, мы не пробовали погружаться. Мы даже не проверили корпус.

— Возьми троих людей в помощь и делай то, что я говорю.

Огромные пузыри лопаются вокруг медленно идущего на погружение «Саратова». Корабельная шлюпка с вооруженными моряками, как ореховая скорлупа, пляшет в мощных водоворотах и поворачивает обратно к фрегату.

— Думаю, мы погрузились, — говорит Тон. — Сиум совсем рехнулся.

Электрический мотор сменился дизелем. Непрерывный скрежет заполняет коридоры, все трубы начинают вибрировать.

— Не знаю почему, — говорит Жиль, — но я ему, пожалуй, доверяю.

— Когда он отправит нас ко дну, ты не будешь так говорить. Послушай лучше, как все вокруг трещит.

— Простите меня, — произносит Макс. — Мне не следовало вас приглашать.

— Бросьте, — отвечает Жиль. — По крайней мере, теперь в нашей жизни хоть что-то происходит. Ведь так, Капитан?

Тон бурчит что-то нечленораздельное. От сильной вибрации стаканы, стоящие на столе, сталкиваются и звенят, как колокола.

С первых же минут Сиуму становится ясно, что неисправность шноркеля[14] очень скоро вынудит его подняться на поверхность. Он знает, что на рассвете прибудут в подкрепление другие корабли и положат конец этой игре в прятки. Единственной возможностью было бы потихоньку уйти от фрегата и взять новый курс, но он слышит, как шумит винт «Дивного», упорно крейсирующего вокруг них. Он следит в перископ за его уверенным движением и думает о том, что «Саратову» все же придется показать свои зубы.

Незадолго до наступления полуночи Сиум повернулся к Нуку и приказал ему отправляться в торпедный отсек заряжать аппарат.

Полагая, что подводная лодка безоружна, капитан фрегата не соблюдает мер предосторожности. Его единственная забота — не потерять из виду субмарину, цепко пойманную экранами, и задержать ее в своих широких кругах до прихода подкрепления. Всякий раз, когда он выполняет разворот, он подставляет свой бок смертоносной морде «Саратова».

Выход торпеды из аппарата сопровождается мощным выбросом сжатого воздуха. Проплыв сотню метров, она мгновение колеблется прежде чем, как мурена, ринуться к своей жертве.

На борту «Дивного» оператор гидролокатора успевает только крикнуть: «Торпеда!» Раздается чудовищный взрыв, освещающий ночь до самого горизонта. Фрегат, перебитый надвое, тонет за несколько минут.

Припав к перископу, Сиум различает горстку тонущих людей, которые барахтаются в море среди огня. Бледный, как смерть, Нук возвращается в торпедный отсек.

— Теперь, — спокойно говорит Сиум, — мы всплываем и берем курс на сорок пять градусов, прямо к Исландии.

Кроме вахтенных, никто из экипажа не понял, что произошло. Услышав взрыв, люди подумали, что это еще один предупредительный выстрел. Некоторые вновь засыпают, другие, потерявшись в бездонных мечтах, неотрывно смотрят, как мерцает лампочка на потолке. Но никто и предположить не может, что «Саратов» только что объявил войну всем морским флотам мира.

[14]

Побережья знают только поверхностный трепет моря, кружевом отпечатывающийся на песке и лентами украшающий выступы скал. И моряки, бороздящие его волны, сквозь холодную броню корабля лишь смутно угадывают судороги, поднимающиеся из самых глубин.

В глубинную плоть океана дано проникать немногим: водолазам, ныряльщикам, подводникам да еще потерпевшим кораблекрушение, тем из них, кто на миг сохранил сознание, прежде чем погрузиться в ледяной мрак. Бездна смыкает над ними свои полупрозрачные покровы, и человек уходит в нее, подобно кинжалу или фаллосу, в ослепительном оргазме, ведущем к экстазу или смерти.

Несколько раз «Саратов» в состоянии боевой готовности был вынужден погрузиться на глубину, предельную для запаса его прочности. Море сжимало в своих щупальцах из последних сил сопротивляющиеся деформации стальные конструкции. Стоны лодки сеяли ужас среди экипажа. Большинство людей корчилось на койках, зажимая руками уши. Но по ту сторону зловещего скрежета иные улавливали какое-то журчание, проникающее сквозь толстые стены корпуса. Это была слабая, издалека идущая песнь, мелодия, которую они, казалось, слышали в раннем детстве, может быть, даже еще до рождения, и которую внезапно вспомнили сейчас. В ней пелось о животворящей алхимии воды и соли, о дающих пищу и убежище жидких сумерках, о вечной тишине глубин, которую мы покидаем на миг нашей жизни, чтобы отдать свое дыхание миру света.

И пока эта мелодия несла «Саратов» на своих волнах, море, безразличное к людским страхам, продолжало смешивать прах первых гор с ферментами апокалипсиса. Суда всех мастей, едва касаясь его хребта, перевозили зерно, масло или золото, до самых полярных льдов преследовали стаи китов, несли огонь и смерть берегам континентов.

Бесчисленные останки кораблей, завоеванные кораллами и водорослями, спят в покое глубин. Плоть людей стала пищей моря, их черепа служат убежищем мелким рыбешкам, брызжущим из глазниц, как молнии взглядов.

Море, точно зеленым саваном, одевает тела утопленников. Оно покрывает их тонким слоем песка, обнажает неожиданной силой течения, беспрестанно, быть может, в течение тысячи лет, полирует их кости до полного исчезновения. А после еще тысячу лет длится медленное восхождение праха на поверхность, туда, где он на миг встречает свет, прежде чем навсегда растаять в дыхании морской зыби.

Всплывая после коротких погружений, «Саратов» взрывает поверхность гигантскими фонтанами, как пловец, задыхающийся от усталости и выскакивающий из волн, чтобы наполнить легкие воздухом. Даже когда он вновь принимает устойчивое горизонтальное положение, море вокруг его блестящего корпуса продолжает кипеть.

Верхний рубочный люк открывается. Сиум облокачивается на леер и осматривает горизонт. Время от времени к нему присоединяется Нук. Члены экипажа по очереди поднимаются наверх, чтобы немного подышать свежим воздухом.

— Капитан, — говорит Нук, — мы не должны были топить фрегат.

— Да, — говорит Сиум, — не должны были.

Еще прежде чем скомандовать: «Огонь!», он знал, что совершит тем самым непоправимое. Необоримая воля, которая, как он догадывался, не была его собственной, завладела его сознанием. «Саратов» пробудил в нем чувства, которые он считал погасшими со времени плена в японских лагерях. Он испытывал по отношению к стальному чудовищу то же, что мог бы испытывать к брату, отцу, богу. Но теперь он сознает, что эта странная любовь таила в себе жажду насилия и уничтожения. Его высокий порыв к свободе оказался всего лишь прыжком в пустоту, прыжком с завязанными глазами, с кровью, отравленной смертельными ядами «Саратова».

С приходом вечера опускается густой туман. Нос лодки взрезает темное бархатистое море. Вдалеке слышен бешеный рев моторов, овладевающих ночью.

— Ким, прошу вас, скажите, куда вы спрятали ключ. Скоро будет слишком поздно.

Она нашла цепь и приковала себя к массивному стальному косяку, однако достаточно свободно, чтобы иметь возможность устроиться в позе эмбриона. Из-за постоянного пребывания в полумраке ее кожа и волосы обесцветились.

— Пожалуйста, оставьте, мне хорошо здесь.

Макс безрезультатно обшарил все закоулки каморки. Ключ должен находиться в машинном отделении, возле одного из шкафов, где Ким нашла толстую цепь и висячий замок, но у него больше нет времени на поиски. Новые взрывы сотрясают корпус. Едкий дым заполняет отсек.

— Я вас не брошу, — говорит Макс, ложась рядом с ней. — Вы обрекаете меня остаться с вами.

Еще один взрыв заставляет содрогнуться стальной каркас. Слышно, как где-то в коридорах струится вода.

— Идите ко мне, — говорит Ким, — мы будем единоутробными близнецами.

На восходе из тумана появилась флотилия. На этот раз их не стали предупреждать. Два сторожевых судна и фрегат немедленно открыли огонь, целясь в корму, чтобы повредить управление. Один снаряд взорвался возле рубки, смертельно ранив Нука.

Броневая обшивка «Саратова» сопротивлялась залпам. Сиум пустил двигатели на полную мощность, чтобы достичь исландских территориальных вод, которые были уже совсем близко и куда, он надеялся, французские суда не осмелятся войти. Но между странами, выступающими за порядок, наверняка уже была достигнута договоренность.

Когда Сиум увидел, что корабли продолжают его преследовать, он поднял белый флаг и выключил двигатели. Стрельба прекратилась. Одно сторожевое судно расположилось в двух кабельтовых и тоже легло в дрейф, нацелив пулеметы на люки подлодки.

Экипаж поднялся на палубу, и на воду были спущены надувные шлюпки. Жиль и Тон разместились стремя узбеками. Они не заметили, что Макс покинул группу, чтобы вернуться на борт.